Соломон Воложин о картине Владимира Сафонова

СОЛОМОН ВОЛОЖИН. "Записки благодарного зрителя."

Глава 7. "Сафонов, Врубель, А. Иванов."



МОСКВА И ПЕТЕРБУРГ В АВГУСТЕ 1996 ГОДА


   "... Это будет последний отчет о выставках. Надо ж когда-то и кончить отчитываться, тем более, что поводов все меньше. И то, что я увидел в этот раз, для меня не может быть превзойдено. Так что финал этого отчета будет достойным финалом всех "Записок".

Начну с минимума.

Редко когда мне открывается произведение современного живописца. И в этот раз в Москве случилась эта редкость. На Крымском валу...

Накануне я был в недавно открывшейся после бесконечного ремонта Третьяковской галерее. Десять, двадцать лет я там не был? Не помню. И она меня чуть не до слез довела. Мне кажется, я понял почему. Там теперь в каждом зале стеклянный потолок с лампами дневного света за стеклом; лампы зажигаются, как только солнышко прячется в тучи. Из-за такого высококачественного освещения краски на картинах просто сияют. Все всегда поражались на "Лунную ночь над Днепром" Куинджи: светится, мол, у него луна и лунная дорожка на воде. А теперь все сияет. Даже хмурая левитановская "Над вечным покоем" излучает какое-то желтоватое свечение. Даже мряка в воздухе "Волжских лагун" Ф.Васильева... Трава там такая неброская, но настоящая по цвету, что аж выть хочется от белой зависти к умению художника. А этот пепельный песок и камни "Христоса в пустыне" Крамского!.. Нет слов. И не перечесть всего.

И после этого, назавтра,- это безобразие современного искусства на Крымском валу.

- Ну как к такому относиться!- В отчаянии обратился я к каким-то деятельным двум женщинам.

- Легко,- ответили они.- Или, если хотите, чтоб вас раздавило - идите в Третьяковку.

- Я оттуда,- уныло произнес я и побрел по залам.

Долго я брел. Смотрел, читал названия, потом наоборот, потом перестал читать. Брел-брел. А художник теперь арендует зал или два, кто сколько может, и выставляется. И никто ему не указ. И телефон написан на стенке и фамилия. Хочешь что купить - звони. Имел бы я лишние деньги - я б купил. У Владимира Сафонова одну вещь. Среди всего безобразия и без-образия она меня поразила.

На картине в черной раме нарисована, по-видимому, земля, глина, полупокрытая, вероятно, опавшими листьями. Потому "по-видимому" и "вероятно", что это не натуралистические и не реалистические земля и листья, а как бы символические, что ли. Перед вами просто загрунтованный коричневым холст и на него наляпаны масляные краски, тоже коричневые, есть желтые, есть буро-красные. Где - больше клякс, где - меньше. Но это я увидел потом, вблизи. А издали я вдруг узнал... Пушкина. По волосам и бакенбардам, образуемым "листьями", ибо лица - нет. Там на месте лица был только загрунтованный холст.

Подошел, удивленный, читаю: "Болдинская осень". Тогда-то я и подумал, что нарисованы земля и листья. Из ничего - бесценное. Святая простота родившихся в Болдине "Повестей Белкина" - так для себя я переназвал картину.

Надо отдать должное чутью художника. Слишком многие, начиная с Белинского, считали "Повести Белкина" пустяком. И слишком переполнена болдинская осень Пушкина шедеврами бесспорными, затмевающими "пустяк". А "пустяк" был принципиальным. Им Пушкин начинал борьбу за реализм в прозе, им Пушкин начинал борьбу за читателя, испорченного эпигонами просветительства, сентиментализма и романтизма. Этим "пустяком" начинался новый Пушкин, Пушкин-мечтатель о действительности, "ласковой для всех". С простых "Повестей Белкина" началась великая русская проза XIX века, прославленная на весь мир. Можете мне поверить здесь на слово: я за несколько месяцев до того читал о "Повестях Белкина" доклад в Пушкинской научной комиссии в Одессе и перечитал много критической литературы по этому произведению. Так если Владимир Сафонов с ультрапростотой загрунтованного холста и клякс масляной краски соединил слова "Болдинская осень" и образ Пушкина, то можно отдать должное его чутью..."



Добавить комментарий:

Ваше имя

Текст сообщения


Поставте галочку правильно:
Я робот
Я Человек


Комментарии: